Неточные совпадения
Дежурный, в чистой куртке, нарядный, молодцоватый
мальчик, с метлой в руке, встретил входивших и
пошел за ними.
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он
идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть
за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или
мальчик в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
Он усердно тянул ее
за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь,
пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси ушла,
мальчик показал свою руку.
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было
идти в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед
мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза.
Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее
за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.
За железной решеткой, в маленьком, пыльном садике, маршировала группа детей —
мальчики и девочки — с лопатками и с палками на плечах, впереди их шагал, играя на губной гармонике, музыкант лег десяти, сбоку
шла женщина в очках, в полосатой юбке.
По тротуару величественно плыл большой коричневый ком сгущенной скуки, — пышно одетая женщина вела
за руку
мальчика в матроске, в фуражке с лентами;
за нею
шел клетчатый человек, похожий на клоуна, и шумно сморкался в платок, дергая себя
за нос.
Шестилетний
мальчик, взволнованный ожиданием катанья,
шел за возом.
Вдали на соборных часах пробило половину двенадцатого.
Мальчики заспешили и остальной довольно еще длинный путь до жилища штабс-капитана Снегирева прошли быстро и почти уже не разговаривая.
За двадцать шагов до дома Коля остановился и велел Смурову
пойти вперед и вызвать ему сюда Карамазова.
Вместо ответа
мальчик вдруг громко заплакал, в голос, и вдруг побежал от Алеши. Алеша
пошел тихо вслед
за ним на Михайловскую улицу, и долго еще видел он, как бежал вдали
мальчик, не умаляя шагу, не оглядываясь и, верно, все так же в голос плача. Он положил непременно, как только найдется время, разыскать его и разъяснить эту чрезвычайно поразившую его загадку. Теперь же ему было некогда.
Кончилось тем, что всех даже
мальчиков стало наконец интересовать: кто ж именно основал Трою, но Красоткин своего секрета не открывал, и
слава знания оставалась
за ним незыблемо.
— Монах в гарнитуровых штанах! — крикнул
мальчик, все тем же злобным и вызывающим взглядом следя
за Алешей, да кстати и став в позу, рассчитывая, что Алеша непременно бросится на него теперь, но Алеша повернулся, поглядел на него и
пошел прочь. Но не успел он сделать и трех шагов, как в спину его больно ударился пущенный
мальчиком самый большой булыжник, который только был у него в кармане.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо
шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще
мальчиком с отцом, они приходили сюда на охоту
за козами. Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
— Maman, это не принято нынче; я не маленький
мальчик, чтоб вам нужно было водить меня
за руку. Я сам знаю, куда
иду.
После обеда
мальчики убирают посуду, вытирают каток, а портные садятся тотчас же
за работу. Посидев
за шитьем час, мастера, которым есть что надеть,
идут в трактир пить чай и потом уже вместе с остальными пьют второй, хозяйский чай часов в шесть вечера и через полчаса опять сидят
за работой до девяти.
У С. И. Грибкова начал свою художественную карьеру и Н. И. Струнников, поступивший к нему в ученики четырнадцатилетним
мальчиком. Так же как и все, был «на побегушках», был маляром, тер краски, мыл кисти, а по вечерам учился рисовать с натуры. Раз С. И. Грибков
послал ученика Струнникова к антиквару
за Калужской заставой реставрировать какую-то старую картину.
Мне и моему спутнику делать было нечего, и мы
пошли на кладбище вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в версте от церкви,
за слободкой, у самого моря, на высокой крутой горе. Когда мы поднимались на гору, похоронная процессия уже догоняла нас: очевидно, на отпевание потребовалось всего 2–3 минуты. Сверху нам было видно, как вздрагивал на носилках гроб, и
мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей руку.
По натуре он был очень живым и подвижным ребенком, но месяцы
шли за месяцами, и слепота все более налагала свой отпечаток на темперамент
мальчика, начинавший определяться.
— Какая еще девочка? — удивился Максим и
пошел вслед
за мальчиком к выходной двери.
Издали
за ним
шли три крестьянина
за сохами; запряженные в них лошадки казались мелки и слабы, но они, не останавливаясь и без напряженного усилия, взрывали сошниками черноземную почву, рассыпая рыхлую землю направо и налево, разумеется, не новь, а мякоть, как называлась там несколько раз паханная земля;
за ними тащились три бороны с железными зубьями, запряженные такими же лошадками; ими управляли
мальчики.
— Барынька-то у него уж очень люта, — начал он, — лето-то придет, все
посылала меня — выгоняй баб и
мальчиков, чтобы грибов и ягод ей набирали; ну, где уж тут:
пойдет ли кто охотой… Меня допрежь того невесть как в околотке любили
за мою простоту, а тут в селенье-то придешь, точно от медведя какого мальчишки и бабы разбегутся, — срам! — а не принесешь ей, — ругается!.. Псит-псит, хуже собаки всякой!.. На последние свои денежки покупывал ей, чтобы только отвязаться, — ей-богу!
За собакой
шел двенадцатилетний
мальчик Сергей, который держал под левым локтем ковер для акробатических упражнений, а в правой нес тесную и грязную клетку со щеглом, обученным вытаскивать из ящика разноцветные бумажки с предсказаниями на будущую жизнь.
— Будет тебе,
пойдем, — сурово приказал
мальчик и потянул своего спутника
за рукав.
— Николай был прав! — сказала Людмила входя. — Его арестовали. Я
посылала туда
мальчика, как вы сказали. Он говорил, что на дворе полиция, видел полицейского, который прятался
за воротами. И ходят сыщики,
мальчик их знает.
Мальчик читал газету и как будто не слышал ничего, но порою глаза его смотрели из-за листа в лицо матери, и когда она встречала их живой взгляд, ей было приятно, она улыбалась. Людмила снова вспоминала Николая без сожаления об его аресте, а матери казался вполне естественным ее тон. Время
шло быстрее, чем в другие дни, — когда кончили пить чай, было уже около полудня.
«И вот я теперь сижу, как школьник, как
мальчик, привязанный
за ногу, — думал Ромашов, слоняясь по комнате. — Дверь открыта, мне хочется
идти, куда хочу, делать, что хочу, говорить, смеяться, — а я сижу на нитке. Это я сижу. Я. Ведь это — Я! Но ведь это только он решил, что я должен сидеть. Я не давал своего согласия».
Впереди
идут два маленьких сына генеральши, но такие миленькие,"такие душки", как говорят в провинции, что их скорее можно признать
за хорошие конфетки, нежели
за мальчиков.
Одна женщина, лет 50, с черными глазами и строгим выражением лица, несла бинты и корпию и отдавала приказания молодому
мальчику, фельдшеру, который
шел за ней; другая, весьма хорошенькая девушка, лет 20, с бледным и нежным белокурым личиком, как-то особенно мило-беспомощно смотревшим из-под белого чепчика, обкладывавшего ей лицо,
шла, руки в карманах передника, потупившись, подле старшей и, казалось, боялась отставать от нее.
И, однако, все эти грубости и неопределенности, всё это было ничто в сравнении с главною его заботой. Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел и падал духом. Это было нечто такое, чего он уже более всего стыдился и о чем никак не хотел заговорить даже со мной; напротив, при случае лгал и вилял предо мной, как маленький
мальчик; а между тем сам же
посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде или в воздухе.
Впереди
шел старичок ростом с небольшого восьмилетнего
мальчика;
за ним старушка немного побольше.
Мальчик неторопливо
пошел из горницы. Отец смотрел
за ним с горделивою и радостною улыбкою. Но уже когда
мальчик был в дверях, Авиновицкий вдруг свирепо нахмурился и закричал страшным голосом так, что Передонов вздрогнул...
К концу уроков Хрипач
послал за врачом, а сам взял шляпу и отправился в сад, что лежал меж гимназиею и берегом реки. Сад был обширный и тесный. Маленькие гимназисты любили его. Они в нем широко разбегались на переменах. Поэтому помощники классных наставников не любили этого сада. Они боялись, что с
мальчиками что-нибудь случится. А Хрипач требовал, чтобы
мальчики бывали там на переменах. Это было нужно ему для красоты в отчетах.
Матвею стало грустно, не хотелось уходить. Но когда, выходя из сада, он толкнул тяжёлую калитку и она широко распахнулась перед ним,
мальчик почувствовал в груди прилив какой-то новой силы и
пошёл по двору тяжёлой и развалистой походкой отца. А в кухне — снова вернулась грусть, больно тронув сердце: Власьевна сидела
за столом, рассматривая в маленьком зеркальце свой нос, одетая в лиловый сарафан и белую рубаху с прошвами, обвешанная голубыми лентами. Она была такая важная и красивая.
Аким перекрестился, взял
мальчика за руку и, придав наружности своей самый жалкенький вид,
пошел вперед, приковыливая с ноги на ногу.
— Ага, мошенник, попался! Давай-ка его сюда! — закричал Глеб, у которого при виде
мальчика невольно почему-то затряслись губы. — Пойдем-ка, я тебя проучу, как щепы подкладывать да дома поджигать… Врешь, не увернешься… Ребята, подсобите стащить его к задним воротам, — заключил он, хватая
мальчика за шиворот и приподымая его на воздух.
Постой, царевич. Наконец
Я слышу речь не
мальчика, но мужа.
С тобою, князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия. Но — слушай:
Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди полки скорее на Москву —
Очисти Кремль, садись на трон московский,
Тогда
за мной
шли брачного посла;
Но — слышит бог — пока твоя нога
Не оперлась на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви речей не буду слушать я.
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой шум, от него сознание
мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от стены и
пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось колесом перед его глазами и шипело.
Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками
за перила, с трудом поднимал ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в спину и раздался голос Перфишки...
Петруха
пошёл, не торопясь, громко стукая каблуками…
Мальчики слышали, как
за дверями он сказал горбуну...
— Вы не учите
мальчика, — говорила Автономова Илье, — и вообще… я должна сказать, что
за последнее время всё у нас
идёт как-то… без увлечения, без любви к делу…
Один из соседей Фомы по парте, — непоседливый, маленький
мальчик с черными, мышиными глазками, — вскочил с места и
пошел между парт,
за все задевая, вертя головой во все стороны. У доски он схватил мел и, привстав на носки сапог, с шумом, скрипя и соря мелом, стал тыкать им в доску, набрасывая на нее мелкие, неясные знаки.
За средним столом
шел оживленный спор.
Мальчик лет тринадцати, в лаковых сапогах и «спинчжаке», в новом картузе на затылке, колотил дном водочного стакана по столу и доказывал что-то оборванному еврею...
В третьем часу он собрался в бойню
за мясом. Я знал, что мне уже не уснуть до утра, и, чтобы как-нибудь скоротать время до девяти часов, я отправился вместе с ним. Мы
шли с фонарем, а его
мальчик Николка, лет тринадцати, с синими пятнами на лице от ознобов, по выражению — совершенный разбойник, ехал
за нами в санях, хриплым голосом понукая лошадь.
У нас не берут на короткие сроки, потому что года два сначала
мальчика только «утюжат», да «шпандорют», да
за водой либо
за водкой
посылают, а там уж кой-чему учить станут.
Старшей девочке, Верочке, было уже восемь лет;
за нею
шла шестилетняя Зина,
мальчику было, как сказано, пять.
Так
пошла старушка к вечерне и ко всенощной под праздник введения, а Катеринушку попросила присмотреть
за Федюшкой.
Мальчик в эту пору уже обмогался.
Наконец набегал себе Федя ветряную оспу, а к ней привязалась еще простудная боль в груди, и
мальчик слег. Лечили его сначала травками да муравками, а потом и
за лекарем
послали.
Через несколько минут страшная сцена совершилась на могилковском дворе. Двое лакеев несли бесчувственную Анну Павловну на руках; сзади их
шел мальчик с чемоданом. Дворовые женщины и даже мужики, стоя
за углами своих изб, навзрыд плакали, провожая барыню. Мановский стоял на крыльце; на лице его видна была бесчувственная холодность. Мщение его было удовлетворено. Он знал, что обрекал жену или на нищету, или на позор. Между тем двое слуг, несших Анну Павловну, прошли могилковское поле и остановились.
Впереди
шел старичок ростом с небольшого, осьмилетнего
мальчика,
за ним старушка, немного побольше.
Она глядела на небо и думала о том, где теперь душа ее
мальчика:
идет ли следом
за ней или носится там вверху, около звезд, и уже не думает о своей матери?
После чаю все
пошли в детскую. Отец и девочки сели
за стол и занялись работой, которая была прервана приездом
мальчиков. Они делали из разноцветной бумаги цветы и бахрому для елки. Это была увлекательная и шумная работа. Каждый вновь сделанный цветок девочки встречали восторженными криками, даже криками ужаса, точно этот цветок падал с неба; папаша тоже восхищался и изредка бросал ножницы на пол, сердясь на них
за то, что они тупы. Мамаша вбегала в детскую с очень озабоченным лицом и спрашивала...
До двух часов, когда сели обедать, все было тихо, но
за обедом вдруг оказалось, что
мальчиков нет дома.
Послали в людскую, в конюшню, во флигель к приказчику — там их не было.
Послали в деревню — и там не нашли. И чай потом тоже пили без
мальчиков, а когда садились ужинать, мамаша очень беспокоилась, даже плакала. А ночью опять ходили в деревню, искали, ходили с фонарями на реку. Боже, какая поднялась суматоха!